Сергей Григорьевич Дробязко – один из тех, кто встал на защиту кубанской столицы в тяжелые годы Великой Отечественной войны. Ему не было еще 18 лет, когда пришлось взять в руки оружие, попрощаться с родными и узнать, что такое война.
Роты молодых призывников двигались поротно, вроде бы в сторону станицы Динской. На окраине окончательно стемнело. Временами в степи вспыхивали полосы автомобильных фар. Степными дорогами в обратном направлении ехали колонны автомашин. В небе изредка были слышны звуки немецких самолетов. В эти моменты все замирало, в степи не было ни огонька.
- Слева, вдали, виднелось багровое зарево, и время от времени оттуда доносились взрывы. Там был наш город, наш Краснодар, в котором остались родные и близкие нам люди. Одни говорили, что Краснодар бомбят немцы, а другие утверждали, что это наши перед сдачей города, взрывают заводы, - вспоминал Сергей Дробязко.
Дорога была неровная – то шли прямо, то резко сворачивали, блуждали, останавливались, меняли направление. Неизвестность очень угнетала. Но правило было таково: солдат видит на марше только спину впереди идущего, а куда его ведут - знать ему не нужно.
Когда перед рассветом добрались до хутора 1-я Речка Кочеты, распределились на время по огородам местных жителей, прикоснулись к теплой земле и тут же уснули. На рассвете разбудил взводный. Начался еще один, так не похожий на остальные, день. Еле проснулись другие новобранцы.
- Командир взвода показал каждому, где и как отрыть окопы, сперва одиночные, а потом соединять их ходами сообщения. Он сказал, что лопат мало и нужно будет копать по очереди, и кроме того, постараться достать лопаты у местных жителей. Завтракали своими оскудевшими припасами. Но к обеду хозяйка принесла нам огромный чугун свежего борща с большими кусками свинины. И так было в каждом дворе. Хозяева кормили ребят, которые рыли окопы в их огородах, считая своими тех, кто был поближе к их хатам, - написал Сергей Григорьевич.
Свиней люди разобрали с колхозной фермы, чтобы они не достались немцам. Вскоре окопы были выкопаны, хоть и поломались лопаты. Некоторые были глубже, некоторые выше к уровню хат. Командир говорил, чтобы между окопами были ходы сообщений. Это поручение солдаты выполняли с неохотой. Не верили, что они пригодятся.
Был жаркий августовский день, и казалось, ничто не напоминает о войне. Но она была рядом. К вечеру прошел слух, что на другом берегу реки Кочеты появились немецкие разведчики-мотоциклисты. Установили дежурство, чтобы не пропустить врага.
- Мы по очереди будили друг друга, определяя время на глазок. Жутковато было прохаживаться одному в сплошной темноте, в которой с трудом проглядывались окопы. На той стороне угадывалась темная стена камышей. Каждое движение камышей, вызываемое свежим ночным ветерком, заставляло сильней сжимать карабин. Воображение рисовало там силуэты людей, и даже приглушенный разговор, - написал ветеран в своей книге воспоминаний.
В синих предрассветных сумерках дежурить было легче. Можно было хоть что-то увидеть. Позавтракать в этот день не удалось. Внезапно среди ясного солнечного утра над хутором стали с треском разрываться снаряды. Это была шрапнель. В небе были круглые, рассеивающиеся дымки и не очень громкие разрывы. После этого роты вышли к дороге. По полю на лошадях неслись несколько военных повозок.
Обстрел хутора усилился, начали взрываться отдельные снаряды, но противника видно не было, не было ни убитых, ни раненых. Вскоре по дороге побежали толпы людей, их обгоняли повозки, шли одиночки. Приняли решение сойти с дороги и идти по степи.
- Не только я, но и многие ребята, ощущали не столько страх, сколько какое-то стыдливое чувство за наше бегство. Но об этом никто не говорил. Я постарался внушить себе, что так и следует делать, раз такие даны команды. Мы верили, что наши командиры, люди опытные и бывалые, поступают так, как требуется, - написал Сергей Дробязко.
Из зоны обстрела удалось выйти быстро. Видимо, фашисты потеряли видимость из-за больших хуторских садов, да и артиллерии было немного. Обстрел прекратился. Мокрые от пота и грязные от пыли бойцы шли вдоль дороги на юг. Увидели бахчу, начали разбивать арбузы, прямо руками выбирали ярко-красную, сочную мякоть, ненадолго утоляли жажду. Чувство опасности ушло, никто не говорил о произошедшем, гадали, где немцы.
В полдень пересекли железную дорогу и вскоре вышли к негустому прикубанскому лесу. Там находились и другие воинские части. После команды «Привал» все упали на землю. У кого было больше сил начали развязывать мешки со снедью.
- Но вскоре в той стороне, откуда мы пришли, послышались редкие автоматные и ружейные выстрелы. Все заволновались, вскочили на ноги. Вдали раздавались какие-то команды. Где-то за деревьями слышался топот, какая-то беготня. Командиры объяснили, что к лесу прорвалась небольшая группа автоматчиков, которая пыталась посеять панику. В то время немцы вели себя очень нагло, веруя в свое превосходство, да и наши войска в общей массе были значительно деморализованы. Немцы на Кубани – за всю историю страны такого не было. Хотя голова и отказывалась верить, но жестокая реальность подтверждала это, - вспоминал Сергей Григорьевич.
Скорее всего, немцам стало известно, что группа советских войск была в прибрежном лесу. Они попытались создать видимость вступления в бой крупной части. Командиры организовали обороны, кто-то запаниковал. «Дорогой кровью давалась военная наука». Временами возникала перестрелка, пули посвистывали среди деревьев, но наши приободрились. Двигались к реке.
К берегу подходили и отчаливали вёсельные лодки. Садились туда по 4-6 человек. Надвигались сумерки. Полнеба охватила кроваво-красная заря, отражалась в мутной воде Кубани. Несколько человек непрерывно вычерпывали воду из лодки пустыми консервными банками. Но она убывала медленно.
- По реке плыли раздутые трупы лошадей и коров, а иногда и людей. Где-то на середине реки к нашей лодке течением прибило мертвую женщину, которая была совсем голой. То ли она утонула, пытаясь спастись, то ли её бросили в воду уже убитой. Мы попытались оттолкнуть её от лодки, но у нас ничего не получалось. Все боялись до нее дотрагиваться руками. Наконец, солдату, матерно на нас накричавшему, удалось повернуть лодку так, что труп от лодки отделился и, слегка покачиваясь, стал удаляться вниз по реке, - написал ветеран.
Думали об одном – о зверствах фашистов, о том, что где-то вверх по реке они уже были не берегу Кубани. В сумерках причалили. На другом берегу слышались редкие выстрелы, автоматные очереди. На поляне объявили привал и отдых. Ночлег смастерили из мешка с остатками продуктов. Рядом лежало ПТР. Сбивались кучками по отделениям, хуторам, улицам, школам. Хотелось, чтобы рядом были, если не друзья, то хотя бы знакомые. Сразу же засыпали. «Ночь была теплой, усталость – огромной, а нервное напряжение, весь день нас томившее, наконец, сменилось разрядкой».
Предыдущие материалы с воспоминаниями краснодарского ветерана Сергея Григорьевича Дробязко можно почитать по ссылке.
