Над рекой Кубань разносились слова «Катюши», когда краснодарцы не пускали в город фашистов

Кубанскую столицу в августе 1942 года заслоняли собой, в том числе, 17-летние парни, которые раньше не держали в руках оружия. Опытные командиры давали советы, иногда жесткие, но военные годы – не время для нежности.

Накануне такие же ребята занимали оборону перед мостом на другом берегу Кубани. Когда их прижали к реке, пришлось взорвать мост, чтобы немцы не прорвались на эту сторону. Что стало с молодыми бойцами никто не знал. Но противостояние продолжалось. На одном берегу – немцы, на другом – наши. Временами взлетали редкие ракеты, раздавались пулеметные очереди. По ночам немцы не воевали, «для порядка» постреливали. Продолжали рыть окопы.

- В это время со стороны немцев громко зазвучала мелодия нашей любимой песни – «Расцветали яблони и груши…». Это было так неожиданно и нелепо, что первое время все замерли. Потом захлопали редкие винтовочные выстрелы и через Кубань понеслись матюки красноармейцев. Немцы тоже что-то прокричали и ответили пулеметными очередями. Похоже, что это был патефон каким-то образом усиленный. «Катюшу» сменили «Синий платочек» и другие советские песни, - написал ветеран Великой Отечественной войны, защитник Пашковской переправы Сергей Дробязко.

Из еды у солдат была каша, хлеба не было, некоторые красноармейцы приносили куски конины, обжаривали её и ели полусырыми. Воду набирали из Кубани котелками, рискуя быть замеченными фашистами. Но от нее раздулись животы, а на зубах скрипел песок. Из такой приходилось варить похлебку. Добавляли то, что было – печенье, горсть крошек, шматок сала, цыбулину. Костер разводили из бурьяна, который не давал дыма и жара. В итоге получалась сладко-соленая каша, противная на вкус.

После еды обычно хотелось спать, но командир не давал. Августовские ночи, звездные и темные, пронзали своим светом ракеты. Днем хуже всего было вчерашним городским школьникам, которые не привыкли к физической работе. Из-за лопат они постирали ладони до крови и волдырей. При обстрелах прятались в окопах. Минометы стреляли не часто.

- Уже стали разбираться, когда летят наши, а когда немецкие снаряды. Нас здорово приободрила эта поддержка. Мы поверили, что сможем противостоять фашистам. Опять высоко в небе появилась злосчастная «рама». Палило солнце. Наш младший лейтенант пробежал из окопа в окоп, подбадривая нас. У некоторых он задерживался и делал один – два выстрела из винтовки в сторону немцев. Немецкая артиллерия стала бить более прицельно, и снаряды начали разрываться между нашими окопами. Вдвоем с Павликом было не так тягостно переносить обстрел. Мы почти не разговаривали. Но одно лишь присутствие рядом товарища придавало спокойствия и уверенности, - вспоминал Сергей Дробязко.

Вечером стало известно, что ранило командира соседнего взвода – пожилого лейтенанта. С другого берега вновь разнеслись слова «Катюши». В темноте еще мерцали огоньки среди остатков моста. Повара в тот вечер были щедры – сварили гороховый суп с большими кусками мяса, дали сухарей, сахар и пачку махорки. Ночью дежурили. Командиры рассказали, что ранило парня из взвода, когда он пытался достать воды.

- Уже взошло солнце, когда над нашими окопами со стороны Краснодара, строча из пулеметов, промчался «Мессершмит». Где-то за шоссе он развернулся, начал новый заход. Вслед за ним, один за другим, шли два легких бомбардировщика. Самолеты летели низко и на них хорошо были видны черно-белые кресты, - написал ветеран.

Пулеметы врага прошивали окопы, фашисты сбрасывали бомбы. Сыпалась земля. Стоял гул, от которого давило уши. В воздухе повисла пыль, едкий запах тола раздирал горло. Бомбы с воем неслись одна за другой, было страшно. «Это был не бой. Это было избиение». Противостоять немцам не было возможности. Позднее Сергею Григорьевичу довелось пройти в пехоте от Северского Донца до Кривого Рога, но больше он ни разу не попадал под такой огонь.

- Тогда в голове не было никаких мыслей, и только ожидание конца. Это был уже не страх, это было полное безразличие. Сильный взрыв, раздавшийся рядом, ударил меня о стенки щели. Каждое движение давалось с трудом и отзывалось болью во всем теле. Я высунул голову. На месте щели Павлика, захватывая часть окопа, была большая воронка. Моего напарника не стало. Вся наша линия обороны была, как будто перепахана. Я уже почти выбрался из окопа. В это время два раза татакнул «Максим»; потом раздался небольшой взрыв, и все смолкло. Пулеметчик закричал: «Товарищи, помогите!», - завершил еще одну главу книги воспоминаний Сергей Дробязко.

А дальше были плен, концлагеря, артель инвалидов и долгожданное освобождение Краснодара. Но до этого важного в истории страны события должно было пройти немало времени…

Предыдущие материалы о защите Краснодара и Пашковской переправы можно почитать по ссылке.